MF/F


… Это была обычная студенческая компания, выбравшаяся «за-город-на-шашлыки». Полтора десятка человек, ребят и девчонок примерно поровну, большинство – первокурсники, но было и несколько «аксакалов» с третьего и даже четвертого курсов. Зимние каникулы были в самом разгаре, так что ужасы сессии были успешно забыты, а призрак нового семестра еще не наполнил сердца скорбью. Одним словом, время было выбрано самое удачное, как, впрочем, и место – не самый дорогой и пафосный, но теплый и вместительный коттедж был предусмотрительно арендован аж на два дня, благо в середине недели претендентов было не так уж много.
В силу того, что собравшиеся представляли собой «сборную солянку» из представителей разных вузов, некоторым пришлось знакомиться прямо на месте – впрочем, кого это когда пугало… А уже после первой порции шашлыков, щедро запитых недорогим, но на удивление приличным красным вином, ребятам и вовсе казалось, что они знают друг друга лет сто, не меньше. Однако шашлыки, увы, имеют привычку рано или поздно заканчиваться, особенно если попадают под пристальное внимание не страдающей отсутствием аппетита студенческой компании. Конечно, в холодильнике ждала своего часа предназначенная на следующий день порция мяса, но попытки отдельных несознательных обжор до нее добраться были тут же пресечены более предусмотрительными гражданами. Да и вообще, как справедливо отметил один из участников мероприятия, студент-историк, прошло время хлеба – наступило время зрелищ. Хотя зрелищем это, строго говоря, назвать нельзя – ведь для участников оно таковым не является, оставаться же сторонним наблюдателем не пожелал никто. Если уж один играет на гитаре, то подпевают все, независимо от наличия голоса и слуха. Если уж четверо затеяли играть в банального «дурачка», то остальные тут же начинают хором подсказывать игрокам, тем самым совершенно лишив их возможности играть. Если уж выбираться на двор и лепить там огромную снежную бабу, периодически отвлекаясь на игру в снежки – то, опять же, всем вместе. А уж играть в фанты всей компанией и вовсе сам Бог велел.
Правда, играли не совсем обычным образом – без ведущего. Просто каждый брал бумажку, писал на ней свой фант, тщательно сворачивал и кидал в специально ради такого дела помытую кастрюлю, в которой раньше хранилось замаринованное мясо. Затем содержимое кастрюли тщательно перемешивалось – и участники игры по очереди тащили «лотерейные билеты». Порядок был такой: вытащил – прочитал вслух – исполнил – зрители отсмеялись – следующий пошел к раздаче. В общем, все, как у людей. Нет, разумеется, фанты были вполне беззлобные и даже не нарушавшие грань приличий. Одному игроку пришлось с завязанными глазами рисовать Чебурашку, другой чистил апельсины на всю компанию с помощью предназначенного для рубки дров топора, третий был вынужден а-капелло исполнить гимн Украины, текст которого ему милосердно написали на той же бумажке. В общем, всем было настолько весело, что когда кастрюля опустела, единогласно было принято решение пойти на второй круг.
…Однако природа, как ни крути, берет свое. Молодые ребята, кровь бурлит не хуже шампанского, да и шампанского в честь успешной сдачи сессии было выпито, к тому же вперемешку с красным вином и прочими благородными напитками. Стоит ли удивляться, что на второй тур фанты стали более смелыми. Здесь уже нашлось место и поцелуям по жребию – правда, когда жребий падал на представителя того же пола, его милосердно бросали снова, и даже эротическим танцам – по иронии судьбы этот фант достался КМСу по тяжелой атлетике, двигавшемуся с грацией молодого носорога. И все же, определенную грань не переходили. Так что Алена, которой предстояло тянуть жребий последней, ожидала своей очереди без особых содроганий – ну, разве что немножко нервничала. И, когда момент настал, лишь чуточку дрогнувшей рукой вытянула бумажку, которая показалась ей вполне безобидной – по крайней мере, снаружи. Развернув, сперва она лишь увидела, что листик оказался на удивление густо исписан – как правило, фант формулировался не более чем в одно предложение. Да и почерк оказался не слишком разборчивым, так что Алена потратила несколько секунд, чтобы к нему приноровиться и, наконец, прочесть, чем порадует ее Фортуна. Прочтя же, она на мгновение утратила дар речи. Что, впрочем, неудивительно – ведь текст выглядел дословно так:
«Вытянувшего этот фант – щекотать в течение часа. Щекочущий определяется жребием среди всех частников игры, после чего он вправе выбрать себе ассистента. Процесс происходит в соседней комнате, куда остальным хода нет, однако дверь закрывается неплотно, чтобы происходящее было слышно всем. Щекочущие не имеют права раздевать свою жертву без ее на то согласия – за исключением обуви и носков. Вытянувший фант имеет право выбора – быть ли ему привязанным или нет. Однако, отказавшись от привязи, он принимает следующее условие: каждая попытка вырваться, закрыться руками или как-либо воспрепятствовать щекотке карается штрафными минутами – по десять за каждую попытку. При щекотке могут быть использованы посторонние предметы – разумеется, не причиняющие боли и не оставляющие следов на теле. Кто бы ни вытянул этот фант – желаю удачи, ведь она тебе понадобится».
Алена потеряла дар речи. Первые мгновения она надеялась, что это галлюцинация, воплотившая в жизнь ее кошмары – ведь она с детства страшно боялась щекотки. Однако окружающие уже наперебой требовали, чтобы в соответствии с правилами игры фант был зачтен вслух. Дрожащим голосом Алена начала читать, отчаянно мечтая провалиться сквозь землю или хотя бы оказаться где-нибудь в центре Африки. Озвучив написанное, она окончательно поняла: это не сон и не шутка. Вернее, шутка, но такая, что ей, второкурснице Алене, предстоит долго над ней смеяться в самом прямом смысле слова…
Когда Алена завершила чтение, на мгновение в комнате установилась тишина. Которая, впрочем, тут же сменилась оживленным гулом. И напрасно Алена надеялась, что хоть кто-нибудь скажет: «Эй, ребята, не слишком ли далеко мы зашли?» Напротив, все были заняты подготовкой жребия, шутливо возмущаясь, что такое интересное событие должно произойти за закрытыми дверями. И вот уже все готово, полтора десятка бумажек снова оказались в кастрюле, но на сей раз на них были написаны лишь имена. Вытянуть жребий галантно предложили Алене – как-никак, ее это касалось в первую очередь. Она буквально на автопилоте достала первую попавшуюся бумажку. На ней было аккуратно написано: «Даниил».
… Алена познакомилась с ним всего лишь несколькими часами раньше – она вспомнила, что этот высокий, худощавый парень оказался двоюродным братом ее однокурсницы Маши, которая, собственно, и привела братца с собой. Парень как парень, не слишком шумный, спокойный, не пытающийся стать «душой компании», но и не чувствующий себя чужим. Пожалуй, даже приятный. Да и гимн Украины спел неплохо – для человека, который не знает украинского языка, а сам текст увидел впервые. Когда нетерпеливо подглядывавшие через плечо Алены хором озвучили имя победителя, она заметила, что Даниил не слишком удивился своему везению – он всего лишь мягко улыбнулся и на секунду задержал взгляд на лице своей будущей жертвы. Алена в какой-то момент даже решила, что ей повезло – парень спокойный, приятный, глядишь, и не станет очень уж усердствовать. Хотя – ему же еще положен ассистент… Черт, вот это подстава. И буквально в это же мгновение Даниил сказал: «Ну, что ж, Машка меня сюда привела – ей и помогать, да и не поручу я такое важное дело чужому человеку. А здесь все же родная кровь, как-никак. Алена, пойдем? И ты, Мария, не отставай».
В голове Алены суматошно билась мысль: «Может, отказаться? Ну не заставят же силой, в конце концов…» Однако мысль эта тут же была отвергнута. Заставить-то не заставят, но на все годы учебы в институте обзавестись клеймом бесчестного жулика, отказывающегося платить по своим счетам, она не хотела. В конце концов, никто не заставлял ее играть, да и отец, в прошлом кадровый офицер, с детства учил Алену: «Честный человек никогда не участвует в игре и не заключает пари, если он не готов в случае проигрыша расплатиться». Одним словом, придется покориться судьбе – и, в конце концов, терпеть ей всего лишь час…
И вот они уже в соседней комнате. А там, как назло, установлена огромная, довольно-таки скрипучая, но, в общем, вполне комфортабельная кровать старого образца – с кованой основой и таким же изголовьем. Спать, может быть, и не слишком удобно, а вот привязать можно насмерть. Алена заворожено смотрела на кровать, поглотившую все ее внимание, поэтому вопрос Даниила заставил ее вздрогнуть: «Ну что, выбирай – привязывать будем?» Даниил и Маша выжидающе смотрели на покрасневшую Алену, которой предстояло сделать непростой выбор. «С одной стороны, связанная я окажусь совершенно беспомощной. С другой – ну не изнасилуют же они меня, в самом деле, если что – закричу, тут в соседней комнате полно народу. А вот если не связать – я точно не один час штрафной заработаю…» - лихорадочно размышляла Алена. Даниил и Маша не торопили ее – они понимали, что над таким решением надо подумать. И тут раздалось обреченное: «Вяжите!»
Поза, в которой привязали Алену, не являла собой ничего оригинального – она лежала на спине, руки были подняты кверху и привязаны к изголовью кровати широкими полосами ткани, полученными путем разрезания найденного тут же банного полотенца. Ноги тоже были привязаны – правда, Алене было не очень видно, к чему, но держалось прочно. Правда, вид все еще был вполне приличный – зима внесла свои коррективы в Аленин гардероб. Теплый свитер надежно прикрывал верхнюю часть тела, плотные джинсы защищали нижнюю. Правда, с легкими кроссовками, предусмотрительно взятыми с собой в качестве тапочек, пришлось расстаться, как, впрочем, и с носочками – в соответствии с условиями фанта. Это и пугало Алену – она отлично знала, насколько чувствительны к щекотке ее пятки.
Даниил присел на кровать и ободряюще улыбнулся Алене. «Все не так уж страшно», - сказал он, – «Поверь, я знаю, о чем говорю – мы с Машкой все детство каждое лето проводили вместе, на даче, и там частенько щекотали друг друга. Собственно, поэтому я ее с собой и позвал – вспомним с сестренкой детство. К тому же, я могу предложить тебе небольшое послабление. Знаешь, что такое «стоп-слово»? Так вот, давай введем дополнительное правило – конечно, если ты не возражаешь. Если поймешь, что тебе совсем уж невтерпеж, скажи… ну, скажем, просто «стоп». И тут же получишь три минуты на отдых. Более того, эти три минуты будут учтены при подсчете часа – просто тебе предстоит терпеть поменьше. Согласна?» Алена радостно закивала – еще бы ей не согласиться. Хороший он все же парень, этот Даниил. А хороший парень тем временем продолжал: «Только вот за каждый «стоп» придется заплатить. Одним предметом одежды. И не спеши отказываться», добавил он, увидев испуг в глазах Алены, – «в конце концов, тебя никто не вынуждает использовать это право. Просто потерпи часик – и все будет хорошо. А уж если даже не выдержишь разок – ну, подумаешь, снимешь свитер, у тебя же под ним наверняка еще сто одежек. Ну что, договорились? Вот и славно. А теперь, пожалуй, пора начать. Сейчас ровно одиннадцать часов вечера – потерпи до полуночи, и ты свободна. Видишь, на стенке даже часы висят – очень удобно, ты тоже сможешь следить за временем. Ну что, Машка, поехали?»

И начался кошмар. Алена была полна решимости терпеть до последнего, но буквально через несколько секунд из ее губ вырвался первый не то смех, не то стон. Она и не подозревала, что ее пятки настолько боятся щекотки… Казалось бы, Даниил с Машей не делали ничего особенного – они всего лишь уселись по бокам от Алены, каждый сосредоточился на одной из ее ножек, поглаживая нежную кожу самыми кончиками пальцев и иногда как бы невзначай проводя ногтем. Но, о Боже, насколько это было щекотно… Алене казалось, что ее ножки одновременно попали в муравейник, на высоковольтную линию и еще черт знает куда, причем ощущения не ограничивались пятками – они заполоняли весь организм. Она извивалась на кровати, как могла – но чертовы полотенца держали крепко. Она, кажется, кричала – и не слышала своего крика. Она плакала – но слезы были не видны на мокром от пота лице. Она хохотала так, как не хохотала никогда в жизни – но это лишь раззадоривало ее мучителей. Если бы она могла отвлечься от своих ощущений, она заметила бы, что и Даниил с Машей не остались безучастны к происходящему – их дыхание участилось, глаза заблестели, на лбу выступил пот, но ни один не отвлекся от своего дела. А уж когда Маша начала использовать свои остренькие коготки в полной мере, когда она добралась ими до самых нежных и чувствительных точек попавшей в ее распоряжение пяточки, Алена поняла, что она больше не может терпеть. Не может, и все тут. Потому что она сейчас сойдет с ума. И она, напрочь позабыв о цене, которую придется платить, отчаянным усилием прервала свой стон-смех и выдохнула: «Стоп!!!»
Даниил и Маша словно ждали этого – они остановились в ту же секунду. Алена, чуть отдышавшись, посмотрела на часы, надеясь, что ее кошмар близится к концу. Каков же был ее ужас, когда выяснилось, что прошло всего лишь восемь минут! Алена обессилено уронила голову на кровать – она-то была уверена, что позади целая вечность. К жизни ее вернул голос Даниила: «Вот видишь, и пригодилось стоп-слово. Ну, думай, чем расплачиваться будешь?» Поневоле Алена задумалась. С одной стороны, под свитером у нее помимо белья была лишь тоненькая маечка, которая оставляла совершенно обнаженными подмышки. С другой – трусики под джинсами были слишком уж узенькими, да вдобавок еще и прозрачными. А Даниил все-таки мужчина… И Алена поспешно, чтобы не дать себе шанс передумать, сказала: «Свитер». Ей тут же отвязали руки, она села на кровати и медленно, стремясь выгадать еще мгновение отдыха, стянула свитер. Однако затем пришлось принять прежнее положение – и кошмар вернулся. Да не просто вернулся, а стал во сто крат сильнее. Потому что Даниил оставил на попечение сестры ножки Алены, а сам пересел повыше и занялся подмышками Алены. Оказывается, они боятся щекотки еще сильнее, чем пятки… А Даниилу словно было мало хохота, стонов и криков. Он умудрился, ни на секунду не отвлекаясь, вытянуть из подушки какое-то перышко и медленно провел им от локтевого сгиба Алены по внутренней стороне плеча, через подмышку и дальше, туда, где начиналась маечка. Алена буквально взорвалась от хохота, но это лишь подстегнуло Даниила. Маша же в это время ласково почесывала самые серединки Алениных пяток – там, где кожа особенно нежная и чувствительная. И снова сквозь захлебывающийся хохот прозвучало спасительное: «Стоп!»
На этот раз Даниил и Маша прервались не столь молниеносно – судя по всему, процесс тоже не на шутку увлек их. Но все же прервались – и тут же встал вопрос о плате. На этот раз выбирать не приходилось – и Алена обреченно стащила джинсы. Одновременно она бросила взгляд вниз – и ужаснулась: тоненькая маечка не скрывала, что ее соски увеличились и напряглись. Алена покраснела до корней волос, но лишь для того, чтобы, сняв джинсы, покраснеть еще больше – ее трусики оказались еще более символическими, чем она подозревала. Смотреть на часы она уже боялась, и не напрасно, что тут же подтвердил голос Даниила: «Ну вот, всего-то около сорока минут осталось»…
На этот раз ничего в судьбе Алены не изменилось – ее обнаженные ноги не привлекли внимание мучителей. Мария по-прежнему забавлялась с пяточками, внимание Даниила поглотили подмышки и прилегающие районы. Правда, на сей раз он отложил перышко в сторону и действовал руками. А потом… потом он опустил голову и легонько, еле ощутимо провел по коже Алены самым кончиком языка. В том самом месте, которое незадолго до того дразнил перышком. Наверное, в другое время Алена возмутилась бы такой бесцеремонностью – прикасаться к своему телу таким образом, да еще и практическим незнакомым мужчинам она не позволяла. Но сегодня она просто ответила еще одним взрывом хохота… А Даниил тем временем перешел к ее ребрышкам – нет, он не нарушал правил и не раздевал Алену, просто тоненькая шелковая маечка не могла защитить ее от неумолимых пальцев мучителя. В это же мгновение истерзанные щекоткой пятки Алены обожгло новое ощущение – если бы она могла увидеть происходящее, то ужасно смутилась бы и при этом нешуточно удивилась, ведь ее однокурсница Маша, тихоня и зубрилка Маша взяла пример с братца и прикоснулась к нежной коже язычком. И не просто прикоснулась, а начала выписывать им прихотливые узоры… Стоит ли удивляться, что очередной «Стоп!!!» не заставил себя ждать.
Поняв, что она наделала, Алена была готова умереть со стыда. По собственной воле обнажить грудь перед посторонним мужчиной, вдобавок в присутствии своей однокурсницы – это совершенно невозможно. Но терпеть то, что она терпела уже больше получаса, было еще невозможнее. Поэтому она лишь обреченно зажмурилась, когда Даниил прошептал: «Ну, ради этой ерунды тебя даже отвязывать не стоит». И Алена почувствовала, как теплые руки бережно, аккуратно и неторопливо приподнимают ее маечку. Вот уже обнажился животик, но майка неумолимо продолжает свое движение – и через секунду из-под нее выглянули груди. Еще мгновение – и майка опущена на кровать где-то за головой Алены, а Даниил вдруг повелительно сказал: «Открой глаза!» Не успев подумать о том, на каком, собственно, основании ей приказывают, Алена открыла глаза – и тут же зажмурилась снова, потрясенная предательством собственного тела. Оказывается, ее соски не только напряглись еще больше – если это, конечно, было возможно – но и сменили привычный нежно-розовый цвет на ярко-алый. А на часах было всего лишь без двадцати минут полночь…
Даниил на секунду застыл, потрясенный красотой Алениного тела. Нет, он и раньше понимал, что ему крупно повезло, но лишь сейчас, когда маечка перестала скрывать упругий животик, нежные груди совершенной формы, белоснежную кожу, по которой стекали капли пота, он понял: этот облик обречен сниться ему вечно. И еще он понял, что готов на все, чтобы эта девушка вспоминала его не только с содроганием – но условия надо соблюдать, тем более, он сам их написал на том листке бумаги. И тогда он сказал сестре: «Маш, ну-ка отвлекись на минутку… Будь другом, выгляни на улицу и принеси горсточку снега». Сестра обернулась мигом – и вот уже в руках Андрея оказался небольшой комочек снега. Которым он нежно-нежно и бережно-бережно провел по животику, по коже под мышками, по ребрам, а напоследок – по соскам уже окончательно потерявшей связь с действительностью Алены. А затем, убедившись, что те напоминают твердостью небольшие камушки, взял отложенное перышко и продолжил ласкать соски теперь уже им.
А что же Алена? Она действительно понимала, что сходит с ума. Потому что ее тело извивалось так, как будто через него пропускают ток, ее голосовые связки испускали совсем уже запредельные звуки, из ее глаз лились слезы – и вместе с тем она как будто смотрела на это со стороны. Она видела себя, она видела Машу, которая уже как будто не щекотала, а откровенно целовала ее ноги, она видела, как Даниил ласкает ее груди перышком, снегом, а порой и собственным языком, она видела, что Маша перешла от ее пяточек к той невозможно нежной и чувствительной складочке, которая находится там, где заканчивается внутренняя поверхность бедер, она видела даже часы, на которых оставалось еще десять с небольшим минут… И она понимала, что хочет большего, что эти десять минут она хочет вспоминать всю жизнь.
И каково же было изумление Даниила, когда вдруг затих хохот, когда прекрасное тело прекратило биться в его умелых руках, когда огромные голубые глаза вдруг пристально посмотрели ему прямо в глаза, а тихий девичий голос спокойно, ласково и уверенно сказал: «СТОП!»